Борис Беленький●●«Враг народа». Мои воспоминания●Глава 3. Работа в Чрезвычайной Комиссии
| ← | Книга: «Враг народа». Мои воспоминания Характер материала: Мемуары Беленький, Борис |
→ |
| Дата создания: Могилев, 1967 г., опубл.: 2013 г.. Копирайт: правообладатель разрешает копировать текст без изменений |
Тяжело было на сей раз мое путешествие из Петрограда в Могилев. Обычно почтовый поезд в то время тратил на это расстояние около суток, и я еще не потеряв сознание рассчитывал на следующий день быть в Могилеве.
Но сложилось иначе.
События в дороге представляются мне сквозь сон. Помню, что на ст. Витебск все пассажиры из вагона были выгружены. Не в силах двигаться, я на асфальтовой платформе лег и уснул. Разбудило меня движение корзинки в изголовье. Я поднял голову. Кто-то от меня быстро уходил. Видимо, была сделана попытка вытащить из-под меня корзинку.
Как я уехал из Витебска — не знаю. Ничего не помню. Следующий этап, который в какой-то мере держится в памяти — это ст. Орша.
Когда и как я прибыл на ст. Орша не знаю. В это время на ст. Орша-пассажирская была государственная граница между Советской Россией и землями, оккупированными Германией. Все, что к югу от ст. Орша-товарная (в том числе и Могилев) было под немцами. Расстояние между ст. Орша-пассажирская и Орша-товарная, около 3 км, представляло нейтральную зону.
Мне предстояло пройти пешком границу — эти ничейных 3 км. В том состоянии, в каком я находился, мне бы не осилить такое расстояние, но на вокзале меня остановил знакомый по Могилеву парень и, узнав, что я болен, помог мне. К вечеру он завел меня в какой-то домик, недалеко от вокзала, где много людей вповалку лежало на полу. Там и я пролежал ночь.
Утром все с вещами двинулись куда-то по дороге и я с ними, поддерживаемый знакомым парнем.
Дошли до какого-то поста, где стоял немецкий солдат. Он бегло просматривал у людей вещи и пропускал их в строну ст. Орша-товарная. Документов он ни у кого не спрашивал.
Когда очередь дошла до меня, я открыл свою корзинку. В ней почти ничего из вещей не было. Но немец увидел в корзинке маленький немецко-русский словарь и потянулся, чтобы забрать его. Я запротестовал… Немец положил словарь и зло толкнул меня.
Так я оказался в «Германии» — на оккупированной немецкой земле. Но и дальше я испытывал немало мытарств. Я их не привожу. Укажу лишь, что ст. Могилев я проспал, вылез на ст. Быхов, оттуда с помощью неизвестным мне людей добирался до ст. Могилев и по прибытии к родным немедленно по совету врача был отправлен в инфекционную больницу. Врач констатировал брюшной тиф в самом разгаре и определил… наступление смерти… через 2 часа. Тяжело я хворал. Сказывалось истощение организма, но все же я не умер. Пролежал в больнице немногим больше месяца и вернулся к родным.
Очень скоро я набрался сил. Хлеба в Могилеве было вдосталь и к тому же с медом. Ничего другого родители не могли мне дать. Они по-прежнему жили бедно.
И к июлю месяцу для меня встал вопрос о работе. Оккупированный немцами Могилев промышленности по-прежнему не имел. В Луполове, где жили родители, былого кожевенного производства уже не было. Оставалось обратиться в Луполовский горсовет.
О Луполове в 1918 году должно сказать несколько слов. Как уже было мной приведено, город Могилев был оккупирован немцами. Луполово, лежащее на левом берегу Днепра, было под Советской Властью. Границей между «Германией» и Луполовом был Днепр. Ежедневно, утром и вечером на 2 часа мост через реку открывался, и люди пропускались в обе стороны. Для прохода через мост выдавался специальный пропуск за подписью немецкого коменданта города с одной стороны и председателя Луполовского Совета с другой стороны.
С оккупацией Могилева функции Губернского административного Центра перешла к городу Мстиславлю, которому подчинялся Луполовский Совет. Сношения между Луполовом и Мстиславлем осуществлялись безрельсовым транспортом по проселочным дорогам. (Железной дороги Могилев-Рославль тогда еще не было. Она построена в тридцатых годах.)
Я обратился к председателю Луполовского Совета (тов. Тольмацу) и предъявил при этом служебное удостоверение Василеостровской районной Следственной Комиссии. Побеседовав со мной тов. Тольмац запросил телеграфно Петроград, видимо, проверил также и в Луполове кто мои родители и во второе мое посещение его определил меня на работу следователем в Чрезвычайную Комиссию. Луполовский Уездно-Пограничный исполком в то время представлял собой весьма неорганизованную Ячейку Советской Власти. Видимо, после Керенщины, после оккупации Могилева еще чувствовалась неопределенность: Луполово еще никогда не было самостоятельной единицей, не было кадров, отдаленность центра в Мстиславле и др. создавали как бы бивуачные условия.
Я помню состав тогдашних руководителей:
Председателем Исполкома был Тольмац — латыш по национальности, довольно энергичный мужчина лет 30-32. владел он неплохо русским языком, хотя говорил с акцентом. Надо полагать, что он родом из местных латышей, которых немало было в Могилевской губернии.
Председателем Совнархоза был Кирзнер. Это был невысокого роста щуплый мужчина лет 25-27, всегда одетый в шубку, мехом наружу. В чем состояло хозяйство, которым он ведал, мне и тогда и поныне непонятно. В Луполове в то время не было ни одного промысла.
Наиболее колоритной фигурой был военный комиссар Лосев. Это бывший солдат царской армии, высокого роста, лет 28-30, всегда в шинели и военной фуражке. Человек он был малограмотный и когда к нему обращались с каким-либо вопросом, он снимал фуражку, где у него хранилась вся «канцелярия», доставал какую-нибудь бумагу и говорил: «Вот так, тут у меня все есть». Собственно говоря, и ему здесь было нечем заниматься. Воинских частей в Луполове тогда не было и распоряжений из Мстиславля о военном, скажем, обучении или создании отрядов не поступало.
Чрезвычайная Комиссия была в стадии формирования и потому вопрос об определении меня следователем решал председатель Исполкома Тольмац.
Вскоре возглавлять ЧК стал тов. Кондаков. Это был мужчина лет 50, должно быть приезжий из Мстиславля. Кроме того, тогда в ЧК работала чета Красс. При знакомстве со мной он назвался анархистом, после Революции вернувшийся в Россию из Соединенных Штатов Америки. И он, и жена его были оперативными сотрудниками.
Хотя опыт мой по следственной работе тогда был небольшой, я тогда уже усмотрел в действиях Красса-оперативника больше антуража, чем умения и добросовестного отношения к делу.
Чем занималась ЧК в Луполове?
Таких, собственно, преступлений ради раскрытия и пресечения которых по всей стране создавались Чрезвычайные Комиссии в Луполове почти не было. Я помню важное дело об убийстве в деревне Любуж мужа и жены на глазах малолетних детей. Затем, дело об убийстве везшего из Мстиславля в Луполово деньги и похитившего их и т. д.
ЧК тогда занималась более уголовными преступлениями и по существу была единственной «Власть имевшей» организацией, которая утверждала Советскую Власть.
Дел по борьбе со спекуляцией совершенно не помню. Да их, вероятно, и не было. Луполово было отрезано от города, от железной дороги и вся торговля производилась на виду — на базаре.
Вообще, деятельность ЧК в Луполове было недолгим. Осенью 1918 г. — то ли в последних числах октября месяца, то ли в начале ноября после революции в Германии, вся Советская Власть Луполова со знаменами и музыкой перешла в Могилев. Немцы покинули оккупируемые ими русские земли.
Хочу привести одну характерную деталь.
Когда колонна из Луполова с красными знаменами подошла к городскому краю моста через Днепр, где стояла немецкая стража, немецкий офицер закричал «Цурик» (назад) и только когда знамена были отставлены, немецкая стража не препятствовала проходу колонны через мост и сама немедленно направилась на станцию железной дороги для выезда.
Хочу попутно здесь указать, что во время оккупации немцы вели себя в Могилеве вполне корректно. Неслышно было жалоб на своевольничание или насилия. За все, что им отпускалось, они расплачивались, правда — ост-марками, но ост-марки во всех оккупированных областях имели полное хождение.
Я привожу это для того, чтобы подчеркнуть, что немцы войны 1941—1945 гг., которые зверствовали в оккупированных областях и потеряли человеческий облик — это порождение фашизма и Гитлеровского рейха.
Таким образом, осенью 1918 г. в Могилеве восстановилась Губернская Власть Советов и с этих пор я стал Следователем Могилевской ГубЧека. Мне было тогда 18 с половиной лет.
<math>***</math>
Могилевская ГубЧК расположившаяся в Архиерейском подворье с первых дней была значительно многочисленней, нежели Луполовская ЧК.
Незадолго до перехода в Могилев, в Луполовское ЧК прибыло пополнение из Мстиславля. Появился Председатель, Заведующие отделами, комендант, оперативные работники и т. д.
Кроме того, Городской комитет партии сразу направил в ЧК на работу группу товарищей, главным образом, оперативных работников. Работа ЧК в Могилеве резко отличалась от работы Луполовской ЧК.
В Могилеве осели на постоянное жительство многие эвакуированные из Западных оккупированных областей. Только год тому назад — в конце 1917 г. Советский Главковерх Крыленко ликвидировал в Могилеве контрреволюционную Ставку Верховного Главнокомандующего и в городе могли оставаться чины ставки.
В Ставку были царским правительством подобраны особо доверенные полицейские жандармы. Наконец, и из местного коренного населения города среди купцов и чиновников можно было ожидать элементы враждебные Советской Власти. Все это настораживало, взывало к бдительности и проверкам. Приказ о сдаче оружия не дал результатов. А между тем, можно было ожидать, что у некоторых оружие припрятано. Поэтому, примерно, через неделю после перехода в город из Луполова, в городе был произведен повальный обыск (силами аппарата ЧК и актива партийцев). Больших результатов он, однако, не дал.
Могилев лежит на прямом пути из Ленинграда на Юг. По этому пути многие из привилегированных слоев царской России, не успевшие убежать из Петрограда за границу, пытались пробраться к возникшим гнездам белогвардейцев на Юге России. В Могилеве — на железнодорожной станции они подвергались проверке и многие оказывались предметом разговора в ЧК. Не будет ошибкой сказать, что ЧК лишила белогвардейские силы Юга немало стремившихся к ним помощников. Среди них были и генеральского и княжеского родов.
Деятельность ЧК, так сказать, почерк ее, определялся составом руководящих работников ЧК:
Председателем ЧК был тов. Клиновский. Этот товарищ прибыл в Луполово из Мстиславля, вероятно, в сентябре месяце 1918 г. Был он лет 30-33, видимо, из рабочих, малограмотный. По характеру спокойный, но политически недостаточно развитый и в решениях поддавался влиянию других лиц. По моему представлению на него сильно влияли его заместитель Беленков и секретарь ЧК Дарский.
Членами Комиссии, участвовавшими в вынесении решений были:
Зам. Председателя ЧК Беленков — бывший матрос, человек больной туберкулезом. По характеру жестокий. Честностью не отличался — стяжатель, пользовавшийся для этого тем, что жена его была Заведующей складом и Отдела Хранилищ.
Лисов Василий — Зав. Отделом по борьбе со спекуляцией. Мужчина лет 28-30, красиво расписывавшийся. Больше никаких качеств в нем не было. С моей точки зрения психика у него была больная.
Начальник Следственного Отдела. Сначала им был Кондаков, о котором мною было упомянуто. Это был серьезный товарищ. К сожалению, он скоро был переведен для работы в г. Минск. Затем, его сменил Хаскин. Это был молодой, лет 23-24 человек, немного прихрамывавший, ходивший со специальным стеком. Любил он рисоваться за огромным столом, из-за которого его едва было видно. Говорили, что хромать он начал после ранения на фронте. Следственное дело он плохо понимал, но мнение свое всегда высказывал с апломбом; не могу сказать, что всегда правильно.
Секретарь ЧК Дарский, игравший немаловажную роль. Это был лет 24 молодой человек. Фамилия — Дарский, видимо, не настоящая его, настоящую не знаю. Прибыл он в Луполово из Мстиславля. Ему были присущи много черт глубокой провинции. Так, любил он красиво одеваться и по духу времени, костюм его был воинственный, любил нравиться женщинам, а вообще легкомысленный. Недостаточно грамотный, он был, тем не менее, самым грамотным в коллегии ЧК и имел большое влияние при вынесении решений.
Наконец, Начальник опергруппы Фильченко. Это был широкий, большого роста мужчина лет 35. одет он был в высоких русских сапогах и поддевке мехом наружу. Постоянно носил очки, даже на улице. Вид он производил неприятный, лихого атамана лесной ватаги.
Много было разговоров о его нечестных делах: о присвоении изъятых ценностей, о запугивании граждан с целью взяточничества и т. д. Однако, официально ни от кого жалоб не поступало. Даже когда при участии оперативного работника ЧК Новикова в Луполове Фильченко был убит 17-летний парень по фамилии Лесман, никто не осмелился заявить об этом открыто. А промеж себя говорили, что убил его Фильченко за то, что тот был свидетелем присвоения Фильченко и Новиковым каких-то ценностей и потому…его убрали.
Собственно, и жаловаться-то некому было. Жалоба могла попасть в руки тому же Фильченко и потому еще пуще боялись. Длилось это до весны 1919 года, пока не дошло до ушей Городского Комитета партии. А, может быть, до тех пор, пока Горком Партии смог уделить этому вопросу внимание. Вопрос о действиях Фильченко был разобран на бюро Горкома Партии и Фильченко в ЧК не стало. После этого в городе распространился слух, что Фильченко был ранее судим за конокрадство.
Следственный аппарат состоял из 4 следователей. Обычно Следователь, закончив следствие, составлял заключение и передавал дело на решение коллегии. Меры наказания или статьи Следователь не называл. Если можно так выразиться, Следователь был техническим работником по выявлению состава преступления. При вынесении решения он не присутствовал. Мера наказания выносилась Коллегией по докладу Начальника Следственного Отдела. Делалось это за закрытой дверью.
В первое время мера наказания была одной из двух: либо расстрел, либо выпуск на свободу. Промежуточных решений не было. Только с весны 1919 года после какого-то скандального дела и по расквартировании в Могилеве Штаба 16 армии, ЧК начала применять и третье решение: передавать дела на рассмотрение Революционному Военному Трибуналу 16 армии.
Скандальное дело, которое я упомянул, заключалось в том, что Трибунал Армии требовал передать ему дело задержанного при попытке пробраться на Юг какого-то латыша, у которого отобрано много чистых бланков Советских организаций. ЧК дело трибуналу не передала, а задержанного расстреляла.
Если тогда, одержимый пафосом революции, я ни в коей мере не подвергал критике действия ЧК, находя все правильным, то теперь, когда я пишу эти строки, вижу, что не все было верным. И не тот состав Коллегии должен был решать судьбы людей.
Нормальная работа ЧК в Могилеве была нарушена весной 1919 г., полагаю, это было в мае месяце. В Могилеве было получено известие о восстании двух стрелковых полков расположенных в Гомеле (Гомель тогда входил в состав Могилевской Губернии).
Неполные сведения передавали, что против Советской Власти восстали 66 и 67 полки. Они разгромили Советские ЧК гостиницу «Савойя», убили многих руководящих работников и красноармейцев.
Когда комендант ЧК тов. Пален соединился по телефону с Гомелем, к телефону подошел неизвестный и заявил, что он не признает Советскую Власть, что в Гомеле уже другая Власть, выругался и бросил трубку.
Через пару дней было получено (должно быть из Москвы) распоряжение отправить из Могилевской ЧК в Гомель группу товарищей для расследования и ликвидации последствий восстания. Из Могилевской ЧК было выделено человек 20. Эшелон с мебелью, небольшим отрядом красноармейцев, лошадьми и пр. прибыл в Гомель, вероятно, во второй половине мая 1919 г.
Руководить действиями этой выездной ЧК были назначены два товарища из г. Орши (Леонюк и Элькин). В городе мы узнали подробности. Руководил восстанием Командир одного из восставших полков — бывший царский офицер по фамилии Стрекопытов (или Стрепетов, хорошо не помню). Когда из Могилева, Орши и даже Смоленска на подавление восстания прибыли курсанты пехотных школ, руководители восстания бежали, и поймать их не удалось.
В сражения с восставшими было убито много красноармейцев, особенно китайцев из отряда ЧК. Еще до прибытия курсантов пехотных школ, советские силы города заставили многих восставших бросить оружие.
После нашего прибытия в городе начала восстанавливаться Советская Власть. Начали залечивать разрушения в зданиях, учиненные во время обстрелов. В скверах города было возложено много цветов над свежими могилами недавно убитых. А вообще, внешне жизнь шла, словно ничего и не происходило. ЧК предстояло много работы. Кроме непосредственных участников восстания, было много задержанных лиц из граждан города помогавших восстанию, замешанных в нем.
К числу следователей прибывших из Могилева добавились 3-4 товарища из Гомеля. Чтобы скорей разгрузиться работали днем и ночью и в июле месяце 1919 г. задача выездной ЧК была завершена. К этому времени выездная ЧК успела давно превратиться в Гомельскую Уездную Чрезвычайную Комиссию. Многие прибывшие из Могилева возвратились назад. Некоторые остались постоянно работать в Гомеле. Что касается меня, я изъявил желание перевестись на работу в Революционный Военный Трибунал 16 армии, от которого, как я знал, был запрос на товарищей, знакомых с ведением следствия. Мое желание было удовлетворено и в июле месяце 1919 г. я начал работать Военным Следователем Революционного Военного Трибунала 16 армии. Таким образом, в Луполовской Уездно-Пограничной, Могилевской Губернской и выездной ЧК в городе Гомеле я проработал ровно год.
Мне хочется еще несколько добавить о восстании в Гомеле. Тогда, в 1919 г. я мало разбирался еще в политической жизни Страны. Восстание против Советской Власти уже определяло мое к нему отношение. Я всеми силами с ним боролся. Я и не вникал в лозунги и требования восставших. Теперь, по истечении многих лет, для меня понятно, что все эти восстания были одного порядка и требования их сводились: к свободной торговле, к советам без коммунистов и др. аналогичным кулацко-эсеровским требованиям. Таково восстание Антонова в Тамбове, Ишимское восстание в Западной Сибири, Кронштадтский мятеж и другие. Оттенки лозунгов зависели от того, кто стоял во главе восстания.
Мне сейчас представляется, что эта серия восстаний в значительной мере определила действия В. И. Ленина, который, тонко зная страну, заменил в начале 1921 года продразверстку продналогом и ввел Новую Экономическую Политику.
