Борис Беленький●●«Враг народа». Мои воспоминания●Глава 4. В Революционном военном трибунале 16-й Армии

Материал из ЕЖЕВИКА-Публикаций - pubs.EJWiki.org - Вики-системы компетентных публикаций по еврейским и израильским темам
Перейти к: навигация, поиск

Книга: «Враг народа». Мои воспоминания
Характер материала: Мемуары
Автор: Беленький, Борис
Дата создания: Могилев, 1967 г., опубл.: 2013 г.. Копирайт: правообладатель разрешает копировать текст без изменений
Глава 4. В Революционном военном трибунале 16-й Армии

Армия стала называться 16-ой совсем недавно. До этого она именовалась Белорусско-Литовской Красной Армией. Когда в июле месяце 1919 г. я начал работать в Трибунале, мы да и весь Штаб Армии пользовались бланками с печатным угловым штампом «Белорусско-Литовская Красная Армия».

Председателем Трибунала был тов. Пожарский, кажется, из матросов. Членами Трибунала были Ковалев и Войцеховский, а их заместителями Кирхлер и Лабановский.

Секретарем Трибунала был тов. Яцыно. Пожарского вскоре на посту председателя сменил А. Гетнер. Все эти товарищи были из «гражданки», без военного образования.

Из Следователей помню: Ракитина (бывший офицер), Дейша (военный правовед), Чубарова (бывший прапорщик), Вьюкова (бывший офицер), Якобсона и Ланде (бывшие студенты) и Лолазде. Среди них я был самым молодым по возрасту и, мне казалось, самым малоопытным, в особенности в военном деле. Все Следователи, за исключением Лоладзе, были беспартийными. Якобсон и Ладнее были меньшевиками.

16 Армия включала в себя 3 стрелковых дивизии и разные отдельные соединения:

8 стрелковая дивизия, имея Штаб в г. Рогачеве занимала фронт к Западу от него против белополяков. 17 стрелковая дивизия занимала фронт к Западу от г. Борисова 53 стрелковая дивизия занимала фронт северней 17 дивизии — к Западу от Витебска — чуть ли не до Полоцка.

Таким образом, по фронту 16 армия была растянута на 220—250 км. Естественно, в дивизиях при такой растянутости имелись дивизионные Революционные Военные Трибуналы. Строго разделения, какие дела могут быть разобраны в дивизионных Трибуналах, не было. Однако, более сложные дела и в особенности если они связаны с лицами или работой Штаба Армии направлялись в Трибунал Армии.

Характер дел, разбираемых Трибуналом был преимущественно по военным преступлениям: дезертирство, хищение военного имущества, мародерство в прифронтовой полосе и т. д.

Но были и чисто военные преступления, расследование которых требовало специальных военных знаний, например: отступления частей войск, невызываемые военной обстановкой; потеря орудий или другого военного имущества и др.

Были дела об измене родине. Так, например, Начальник Штаба 8 стр. дивизии бывший царский офицер Лодыженский перешел под Рогачевом на сторону противника. Таких, специально военных дел было все же немного. Следователям Трибунала Армии почти беспрерывно приходилось разъезжать по частям фронта с ведением следствия, а зачастую надолго оставаться в выездных сессиях Трибунала Армии.

Чтобы были понятны условия, в которых приходилось работать Следователям Трибунала, приведу несколько примеров. По письму Могилевского Исполкома Трибунал Армии принял к расследованию дело о мародерстве красноармейцев кавалерийского дивизиона Красных коммунаров, расположенного к Западу от местечка Белыничи в районе города Игумен (сейчас это поселок Червень). Трибунал Армии тогда находился в г. Смоленске. По поручению Председателя Трибунала я выехал на место. Штаб дивизиона находился в здании бывшего монастыря в местечке Белыничи, что в 44 км к западу от Могилева, а сам дивизион занимал фронт еще км на 40-50 западней — у деревень Козлов-Берег, Погост и др.

Дивизион состоял почти исключительно из мадьяр — бывших пленных австрийской армии. Красноармейцы в большинстве здоровые, молодые парни, обмундированные еще в форму австрийской кавалерии, красные долманы со шнуровкой и т. д.

Командир дивизиона тоже мадьяр (по фамилии Маркутан) одет в белоснежный ментик с поперечной шнуровкой, какие носили офицеры австрийской армии. Русский в дивизионе было несколько человек: Комиссар дивизиона Козлов — человек крестьянского типа, малограмотный, помогавший ему молодой парень — комсомольский организатор и еще человека два — работники Штаба.

От местного крестьянского населения в Исполком поступили заявления, что мадьяры ловят свиней, поджарят часть, компанией у костров съедят, и остальное тут же бросают, даже не убирают с собой. Всего по заявлениям было уничтожено 8 свиней. Кроме того, были заявления о похищении у крестьян и носильных вещей и кур и др. Виновных мне удалось выяснить. Мне помог в этом Комиссар Козлов, который, несмотря на угрюмый вид, оказался честным человеком и непримиримо настроенным против мародеров-мадьяр.

Но следствие по приезде в дивизион я не смог сразу производить и вот почему. Был февраль 1920 года. Примерно, в полдень, переехав по льду небольшую речку, я оказался в деревне Козлов-Берег. И здесь застал в крестьянской хате Командира и Комиссара дивизиона.

После ознакомления о цели моего приезда, мы большой компанией сели за стол, человек 5-6, обедать. В это время из 1-го эскадрона прибыл гонец (из дер. Погост) и доложил, что по добытым разведкой данным поляки мобилизовали у окрестного населения коней и, следовательно, надо ожидать ночью наступления.

Так доносил Командир 1-го эскадрона. Командир распорядился «быть на чеку»: коней держать оседланными, самим не раздеваться на ночь, следить за противником и т. д. мне же Командир порекомендовал день-другой со следствием воздержаться. Наступил вечер. Снова из общей миски человек 5-6 похлебали щи и кто как Могилев прикурнул отдыхать. Готовили себя к ночи. Часов в 10-11, а может быть и позже, выйдя на улицу, мы увидели пожар. Горела деревня Бабинка, что в 2 км от нас. Если отступать, то деревню Бабинку не миновать. Другой дороги нет.

Командир 2-го эскадрона доложил, что принять бой не может. У противника во много раз превосходящие силы. Командир дивизиона отдал приказ — отступать. Но куда? Кроме дороги на Бабинку была еще глухая малопроезжая лесная дорога на дер. Ягодицы (кажется, так название деревни). Путь к ней никто не знал, и опасались попасть полякам в руки. Вперед на санях из дер. Козлов Берег выехала связь, разные бывшие здесь нестроевики и я с ними. Командир дивизиона во главе 2-го эскадрона на небольшом от нас расстоянии следовал сзади.

Отъехав от дер. Козлов Берег км на 2, мы увидели, что белополяки подожгли уже и эту деревню. Дорога шла лесом, видимость плохая. Поэтому мы обрадовались, увидев издали огонек, а вскоре и хату. Решили взять из этого дома проводника для дальнейшего следования. Остановились. Несколько человек, в том числе и я зашли в хату и нам представилась следующая картина: в горнице на полу гроб, зажженные свечи и вокруг гроба люди плачущие и отпевающие покойника.

Конечно, проводника мы не взяли. Отозвав в сторонку мужика, мы расспросили о дороге и снова пустились в путь. Блудили мы немного и, вероятно, было часа 2-3 ночи, когда мы прибыли и остановились в дерене Заболотье (название деревни пишу по памяти неуверенно). Деревня эта в 13-15 км от дер. Козлов Берег. В дер. Заболотье простояли около двух дней. Дивизион получил подкрепление пехоты и двинулся на Козлов Берег. Поляки боя не приняли и отступили. Мы вступили снова в Козлов Берег. Оказалось, что в деревне сгорел только дом, который занимали Командир и Комиссар дивизиона. Деревня же Бабинка сгорела вся. Только тогда я занялся следствием и очень скоро его закончил.

Между прочим, хочу здесь указать, что ближе к Могилеву нежели дер. Козлов-Берег (то есть чем 84 км) полякам за все время войны подойти не удалось. Хочется мне еще несколько сказать о нравах в дивизионе Красных Коммунаров.

Командир дивизиона Маркутан в беседе со мной назвал себя горным инженером, учившимся в Вене. Я успел присмотреться к нему и пришел к выводу, что едва ли это соответствует истине. Скорей всего в дивизионе он так о себе распространил сведения, чтобы возвысить себя в глазах земляков-мадьяр. Вот некоторые из его повадок: выйдя во двор, он подходил к кобылице и начинал ржать по жеребячьи. Кобыла отвечает и… раздвигает ноги… По-моему это может сделать только крестьянин или коренной кавалерист. Маркутан же о себе говорил, что он офицер военного времени.

Или, вот другой пример.

Однажды, зайдя в дом, я услышал из дальней комнаты плач и крик. Я заинтересовался в чем дело? Оказалось, по распоряжению Маркутана там стегали пойманного в деревне дезертира.

В деревнях этого Белыничского района было немало дезертиров. Когда такого поймают и приведут к Маркутану, то первым он сам его отхлестает, а затем велит хлестать других. Никаких трибуналов ему не нужно. Я вразумил ему, что это преступление с его стороны, и я не имею права проходить мимо его. Маркутан сурово молчал. Однако, больше не стегал, по крайней мере, во время моего пребывания в дивизионе. Признаться, в душе, я и сам бы порой так поступал с дезертирами.

Как я указал, кроме разъездов по воинским частям, Следователям часто приходилось бывать в выездных сессиях Трибунала. Обычно в этих случаях жить и работать приходилось в скученных и трудных условиях. Вот один из таких примеров.

В какой-то деревне под Рогачевом мы так завшивели, что по распоряжению Председателя Выездной Сессии Трибунала в доме была жарко стоплена печь и все, раздевшись, начали уничтожать вшей. Только щелк раздавался над плитой. Бани в деревне не было. Помню другой случай, где-то под Вязьмой, в бывшем имении Петрово. В целях полного удаления с тела вшей, люди по очереди залезали в жарко истопленную русскую печь. (Это было в каком-то кавалерийском дивизионе. Командира его, по фамилии, кажется, Сухомлин, я потом встречал в Петрограде. Он был членом Выборгского райкома партии.)

В целом, мы выполняли жестокую, но необходимую и неизбежную работу, сопровождающую войну и борьбу за Советскую Власть.

Вскоре после начала моей работы в Трибунале Штаб 16 армии из Могилева переехал в Смоленск. Какие тому были соображения точно не знаю. Фронт тогда проходил в 120—150 км от Могилева. Могу лишь предположить, что это было вызвано неудобными в то время коммуникациями. Могилев был «в мешке» и выход на восток был возможен либо через ст. Орша, либо через ст. Жлобин (жел. дор. линии Рославль-Могилев-Осиповичи тогда еще не было). С этой, между прочим. Точки зрения и расположение царской Ставки Верховного Главнокомандующего в Могилеве было неудобным. Но тогда фронт от Могилева измерялся многими сотнями км.

Но даже при 120—150 км до фронта, теперь беру на себя смелость судить, что едва ли такое перебазирование Штаба было разумно. Однако, Штаб Армии а вместе с ним и Трибунал в конце августа 1919 г. оказался в Смоленске. Очень скоро была ошибочность такого перебазирования. В Смоленске был расположен Штаб Западного Фронта, были расквартированы разные воинские части, словом было тесно и Штаб Фронта постарался от нас избавиться. Штаб переехал в город Новозыбков. В нем мы простояли до мая месяца 1920 г. (точно не помню). Как я теперь полагаю, во время пребывания Штаба Армии в Новозыбкове разрабатывался план наступления на польском фронте. Наступление началось в мае месяце 1920 года и, должно быть, в июне 1920 г. город Минск был освобожден от поляков. Трибунал, следовавший в эшелоне Штаба Армии, на следующий день после освобождения Минска был на ст. Минск. Наступление шло удачно и быстро. Эшелон наш задержался на ст. Барановичи и здесь было приказано разгружаться.

Наступление захлебнулось, и наши войска быстро откатывались от Варшавы; задержались лишь под Белостоком и Брест-Литовском.

В Барановичах Штаб Армии простоял недолго, вероятно, до сентября 1920 г., после чего двинулся на Восток и снова прибыл в Могилев. На фронте наступило некоторое затишье. Пошли мирные переговоры, которые закончились, кажется, в октябре 1920 года Рижским Мирным договором. Тяжелым был для нас договор, хотя все пункты его мы не знали. Граница между Советским Союзом и Польшей была установлена недалеко к Западу от Минска (ст. Столбцы). Говорили, что Советский Союз уплачивает Польше большую сумму золотом, поставляет большое количество леса и даже передает некоторые исторические памятники, например, памятник Понятовскому, который стоял в парке Паскевича в г. Гомеле на берегу реки Сож.

Соответствуют ли эти слухи истине и по сей день не знаю, но чувствую, что к заключению мирного договора с Польшей приложил руку В. И. Ленин. Надо было получить передышку и военные действия был прекращены. Оставалась еще внутренняя белая гвардия барона Врангеля. Но из воинских частей и Штабов на Польском фронте начали понемногу народ отпускать. Кого на Врангеля, кого на учебу, а некоторых даже по семейным сложным условиям.

Подал и я заявление в Политотдел Армии с просьбой отпустить меня для продолжения образования. Моя просьба была удовлетворена и поздней осенью 1920 г. я вновь уехал в Петроград.

Таким образом, в Революционном Военном Трибунале 16 армии я проработал почти 1½ года. Это была вторая моя школа жизни и политический «Университет». Об этом периоде мой жизни хочу некоторые еще добавить сведения:

Большую часть времени этого периода Председателем Трибунала 16 Армии был А. Гетнер (о нем было упомянуто). Это был мужчина лет 45, латыш по национальности, слабо владевший русским языком. Спокойный по натуре и со зрелым разумом. Слабое знание русского языка ему мало мешало, так как рассмотрение дел производилось за закрытой дверью, без судоговорения. А для остального его знаний хватало.

В 1919 г. в октябре месяце, когда Трибунал находился в г. Смоленске я вступил в ряды Коммунистической Партии и А. Гетнер был одним из моих поручителей.

Попутно укажу и некоторых из Революционного Военного Совета Армии, к которым иногда работникам Трибунала приходилось обращаться:

Командующий Западным Фронтом был Тухачевский.

Командующим 16 армией был полковник Генерального Штаба Соллогуб.

Из членов Реввоенсовета помню Орджоникидзе, Пятакова и Эстрина. Председателем Революционного Военного Трибунала Западного фронта был тов. Уншлихт. В 1964 г. в газете «Известия» как жертва произвола культа Сталина Уншлихт назван членов Реввоенсовета Фронта. Это неверно.

И, наконец, некоторые впечатления от поездок по Западному Фронту.

Фронт против белополяков все время проходил по белорусским областям за время моей работы в Трибунале я много изъездил по Белоруссии и вынес весьма важные выводы.

1. Поляки, живущие в Белоруссии враждебно относились ко всему Советскому. Бывали случаи, когда польские женщины убивали спящих красноармейцев. Наученные этим мы избегали на фронте обращаться к помощи поляков.

2. Присматриваясь к нравам и обычаям белорусов, я вынес впечатление, что это те же русские, а не отдельная народность. Язык тот же русский, лишь с некоторыми отличиями в произношении, по крайней мере не большими, чем в др. области, например на Волге или в Сибири. Тот язык, который насаждается и выдается за Белорусский тогда я не встречал ни в белорусской деревне, ни в городе.