Борис Беленький●●«Враг народа». Мои воспоминания●Глава 8. 2-й и 3-й курсы в институте
| ← | Книга: «Враг народа». Мои воспоминания Характер материала: Мемуары Беленький, Борис |
→ |
| Дата создания: Могилев, 1967 г., опубл.: 2013 г.. Копирайт: правообладатель разрешает копировать текст без изменений |
В армии потерял я полностью учебный год. На 2-ом курсе оказался я таким образом с новыми людьми — приёма 1923 года. Пошли новые предметы: сопромат, строительная техника и др. Состав преподавателей был, в большинстве старый, знающий. Но наряду с ними появились и новые преподаватели, не всегда отвечающие своему назначению. Так, новый преподаватель математики в нашей группе Биспен И. Б., если когда-нибудь и кончил Математический факультет Университета, то в год прихода в институт к преподаванию был не подготовлен. Совсем обеднела на 3-м курсе кафедра жел. дорог. После ухода из института маститого профессора С. Д. Карейша эта основная кафедра сухопутного факультета была передана И. М. Маносу. Это был человек-практик, давно отставший от теории и, естественно, он ничего не мог дать студентам, даже практических сведений. В пору ему были и подобранные им руководители занятий в группах.
Но были среди молодых преподавателей и весьма талантливые. Так, по сопротивлению материалов профессор, всегда занимавший эту кафедру С. Тимашенко, оказался в США. Рассказывали, что в 1918 году он поехал в отпуск на Украину — в ту пору «Гетмана Скоропадского» и не мог вернуться в Петроград. В 1923 году эту кафедру занял молодой преподаватель Н. М. Беляев. Он оказался талантливым человеком, много лет проработавшим в механической лаборатории института и впоследствии написавшим хороший курс «Сопротивление материалов». Среди предметов 1-го курса, которые я сдавал, будучи студентом 2-го курса, был предмет под названием «Политстрой». В зачётных книжках старого образца предмет «Богословие» зачеркивался, и надписывалось «Политстрой». Для сдачи этого предмета студент прочитывал практический курс «Истории партии» Зиновьева и этого было достаточно. Лишь впоследствии, когда я был уже на 3-м или 4-м курсе, ввели дополнительно политические предметы — «Диалектический материализм» и «Политэкономию», и мне пришлось их сдавать перед получением задания на дипломное проектирование. «Политстрой», как предмет, был отменён. Эти годы были периодом поиска и установления норм политического образования в вузах.
В 1924 г. в институте и, вероятно, в других организациях проводилась проверка политической грамотности коммунистов. Проверяющими были: партийный организатор (тогда так назывался секретарь партийного коллектива), руководители кружков партпросвещения и др. Подвергался проверке и я. И вскоре я был назначен проверять других. Признаться, не весьма твёрдо я чувствовал себя на первых порах в роли проверяющего. Но затем я понял, что по партийной зрелости я перешёл во второй класс. И в том же году меня назначили руководителем школы партпросвещения на фабрике им. Халтурина, что возле Смольного. Это было время массового приёма после смерти В. И. Ленина, так называемых «ленинских призывов». Конечно, руководство школами партпросвещения (их у меня было две) частенько отрывало от занятий в институте, так как необходимо было готовиться, читать партийную литературу и работать над собой. Но зато это служило материальным подспорьем, так как за каждое занятие я получал 3 рубля. С небольшими «хвостами» закончил теоретические занятия на 2-ом курсе. Ныне оценивая метод обучения в институте в этот год, должен сказать, что именно в это время было заложено начало «школярству». Студент весьма часто ограничивался конспектами записей на лекциях и мало прибегал к книгам. Именно поэтому он стремился к аккуратному посещению занятий. Я не составлял исключения, тем более, что у меня много времени отнимала общественная работа. Помимо преподавания в партшколах, я ещё работал в редакции институтской стенгазеты. К сожалению это, я бы сказал, вынужденное посещение лекций и групповых занятий впоследствии превратилось в обязательное «школярское» посещение занятий.
Производственную практику летом 1925 г. я проводил на ст. Александрия Екатерининской ж.-д. Об этой практике мало могу сообщить содержательного. Я был скорее в роли «вольноопределяющегося», нежели рабочей единицей. Единственное, что я сколько-нибудь изучил на Александровском участке пути — это деформация земляного полотна. Такое место, где в неглубокой выемке деформации весьма часто сдвигали и искривляли полотно, и верхнее строение пути было недалеко от разъезда Павлыш под Кременчугом. Были на участке и др. деформации и часто, а порой и ночью я выезжал в места, угрожающие авариями. Занимался я здесь и изучением работ по содержанию пути и, между прочим, начал теоретическую работу по укладке стрелочных переводов на кривых малого радиуса. К сожалению, по причинам, от меня независящим, я не смог эту работу закончить. В это лето я осмотрел гор. Днепропетровск (бывший Екатеринослав), любовался двухэтажным мостом через р. Днепр (проект профессора института Белелюбского) и другими достопримечательностями города.
<math>***</math>
На 3-м курсе началось изучение спецкурсов и разделение студентов по специальностям на разные факультеты. Как я уже говорил, высокая некогда марка Путейского института постепенно падала. Приглашённые с производства преподаватели не могли заменить по тем или иным причинам ушедший преподавательский состав. Я это говорю не только сейчас, но я чувствовал это и тогда. Однако жизнь требовала своё, и подобно всем студентам я стремился только сдать, а что и как неважно, чтобы не было «хвостов».
В учебном отношении 3-ий курс ничем другим, пожалуй, непримечателен. В общественной жизни института и всей страны произошло много существенного. В конце 1925 г. в Москве происходил 14 съезд коммунистической партии. Незадолго до этого нам уже стало известно о существовании в партии оппозиции. Как и многие другие, я считал, что споры носят сугубо теоретический характер «о возможности построения социализма в одной стране». И в соответствии с разъяснениями по этому вопросу в партийной печати, излагали этот вопрос в партийных школах. Кстати сказать, в печати по этому вопросу изложена точка зрения Сталина, через некоторое время заменённая другим его взглядом. (Я их не излагаю. Это завело бы меня совсем в другую сторону). Должен сказать, что только в это время или несколько раньше в 1925 г. я впервые услышал имя Сталина. До этого, несмотря на то, что я прошёл Гражданскую войну, участвовал в подавлении Кронштадского восстания, служил в 11-ом легком артиллерийском дивизионе и уже года 3 жил политической жизнью, я о существовании Сталина не знал. В газете «Правда» была напечатана большая статья, в которой автор полемизировал с какой-то зарубежной печатью. Какая-то иностранная газета писала, что в составе Советского правительства нет русских людей, одни евреи. И только Сталин русский человек. Автор статьи в «Правде» иронизировал, что даже здесь иностранная газета «попала пальцем в небо», так как даже Сталин не русский. Из именно этой статьи я узнал, что есть такой Сталин. Я отвлёкся для того, чтоб показать, что впоследствии распространившиеся в стране утверждения, что Сталин — творец Октябрьской революции, создатель Красной Армии и всех побед, — мягко говоря, ложны. Это подхалимаж и славословие.
Из скудных в ту пору газетных сведений мы узнали, что на 14-ом съезде, наряду с отчётным докладом Генсека Сталина, был содоклад Зиновьева и что вообще на съезде бурно. Мы ожидали материалы съезда, но они не поступали. Разговоров между нами было много. Поговаривали, например, что Ленинградские власти не пропускают из Москвы материалы о съезде. Многие возмущались разрешением Зиновьева делать на съезде содоклад и т. д. Наконец, прибыли материалы съезда — «доклад Сталина». Не помню, каким образом пачка книг с докладом была выгружена в моей комнате общежития, а не в комнате партийного комитета. Полагаю, что пачку эту ко мне притащил студент Баскин Я. А., который всё твердил, что парторг института В. И. Сосновский — оппозиционер, и съездовскую литературу не пропускает. Сразу сообща мы прочитали доклад Сталина. К этому времени появились и другие материалы об оппозиции, много писалось в газетах.
На первом послесъездовском партийном собрании выявилась оппозиция и в институте. Она была немногочисленна. Но в числе оппозиционеров был всеми уважаемый парторг В. И. Сосновкин (в 1934 г. расстелянный). Я был в числе ярых противников оппозиции. При перевыборах партбюро я был избран членом бюро, зав. оргработой. Оппозиционеры из бюро были исключены. Остаток учебного года был для меня тяжёлым. Меня не освобождали от преподавания в партшколах, много времени отнимала работа в партбюро, и не хотелось отставать академически. Однако учебный год закончился для меня успешно — не без «хвостов» Производственную практику летом 1926 г. проводил на ст. Дно (240 км к югу от Ленинграда). Выполнял работы, которые велись участком пути по заданию военного ведомства. Последний месяц лета 1926 г. отдыхал в студенческом доме отдыха в Сочи. Это единственный раз в моей жизни, когда я отдыхал.
