Марина Шепелевич●●Путь девушки из Гродно: еще одно восхождение●Глава 8. Белосток освобожден (сентябрь 1944 – август 1945)
| ← | Книга: Путь девушки из Гродно: еще одно восхождение Характер материала: Исследование Шепелевич, Марина |
→ |
| Опубл.: 2016. Копирайт: правообладатель запрещает копировать текст без его согласия• Публикуется с разрешения автора |
К моменту освобождения Белостока в городе продолжали работать подпольщицы Лиза Чапник, Аня Руд, Марылька Ружицкая и Бронка Винницкая. Остальные члены организации были направлены в партизанские отряды, поскольку с приближением Красной Армии немцы стали угонять население на запад. Оставшиеся в городе члены комитета «26 июля 1944 года встретили первую советскую армейскую разведку и устроили им теплый прием. 27-го в 7 часов утром антифашисты пошли по шоссе Волковыск-Белосток. В окрестности Белостока воинская часть устроила для нас концерт с докладом о международном положении». Радость была беспредельная. Казалось, все страшное и трудное позади, а впереди только счастье. После освобождения члены антифашистского комитета были включены в комитет национального освобождения Польши[1] и оставлены для ответственной работы в Белостоке.
В родном городе
В сентябре 1944 года Лиза Чапник вместе с Аней Руд и Хасей Белицкой вернулись в Гродно. Город опустел. "Мы вернулись для того, чтобы посмотреть, остался ли кто-нибудь в живых. Но… это было только кладбище. Каждый дом (мы знали, кто там жил), каждая улица были обагрены кровью, — вспоминает Елизавета Иосифовна. — Никого из родных мы не нашли — все они погибли. Встретили мы только некоторых знакомых — Соломона Жуковского, Сендера Фрейдовича, Феликса Зандмана.
По совету Соломона и Сендера мы заняли пустую квартиру на улице Молодежной[2], чтобы жить близко друг от друга: Феликс и Сендер поселились на улице Бригитской, 28 (ныне ул. Карла Маркса, 28. — М. Ш.) в доме Нохума Фрейдовича. Особенно радовался нашему приезду польский священник — ксендз. Соломон жил в его доме. Ксендз часто повторял: «Наши птички вернулись — это главное».
Лиза, Аня и Хася пришли на территорию гетто. Мертвых было в тысячи раз больше, чем живых. Девушки собирали фотографии, документы, которые находили в гетто, — свои и чужие. Через несколько дней после возвращения они встретили Валентину Ивановну Оханину. Она вернулась в Гродно по собственной инициативе, чтобы встретить своих учеников-евреев и помочь, чем сможет. Валентина Ивановна знала о судьбе евреев. Вместе с ней девушки сидели на развалинах и плакали, вспоминая погибших детей. Валентина Ивановна сказала, что до войны в школе училось около 1100 детей, а после войны в живых не осталось и десяти. Вместе с Лизой, Аней и Хасей Оханина пошла на прием к Н. В. Власовцу, директору (так тогда назывался ректор) Гродненского пединститута[3]. Он прежде не принял девушек на учебу, так как у них не было документов об окончании школы. Оханина сказала: «Это мои ученицы. Надеюсь, моего слова достаточно». Ее слова действительно оказалось достаточно — девушек приняли на первый курс факультета иностранных языков.
В Гродно также находились командир партизанского соединения генерал-майор Ф. Ф. Капуста и комбриг Н. К. Войцеховский. Они позаботились о девушках: те получили карточки на продукты и право питаться в общественной столовой. На квартире, где они жили, часто собирались партизаны, вспоминали недавнее боевое прошлое, пели песни. Но бывшие подпольщицы рвались в действующую армию. Хотели продолжать борьбу с врагом, ведь война еще не была окончена. Они написали Илье Эренбургу, чтобы он обратился к Сталину с просьбой разрешить им воевать. Илья Эренбург ответил, что надо начинать учиться, да и командиры говорили: «Вы принесли достаточно жертв, начинайте жить».
Начать жить заново было непросто. Погибли все родственники и друзья. Еще до войны Аня Руд вышла замуж за Григория Чапника, брата Лизы, и стала членом их семьи. Война еще больше сблизила Аню и Лизу: вместе они жили в гетто, вместе боролись в подполье, вместе пережили гибель родных им обеим людей. Аня после гибели Гриши дала обет не выходить больше замуж. Ее единственной родственницей осталась Лиза. Всю последующую жизнь они были вместе, более близкие и преданные друг другу, чем сестры.
…Кончились для Гродно боевые действия, фронт двинулся на запад, но вернувшихся в город людей ждали новые трудности. Война, разрушившая семьи, власть, принесшая радикальные изменения в расстановку политических акцентов, неотвратимо напоминали о себе. Снова противостояние, требующее мужества, когда казалось, что все страшное уже позади. И квартира «героических шпионов партизанской сети» (выражение Феликса Зандмана) еще не раз становилась местом, где можно было найти милосердие и справедливость. Лиза, Аня и Хася с готовностью согласились помочь Сендеру Фрейдовичу, обвиненному в буржуазном происхождении. Сендер был сыном «известного буржуазного капиталиста», и ему грозила высылка в Сибирь. (В своей книге Феликс с горечью размышляет о «дедушке-буржуе» Нохуме Фрейдовиче, который во время очередной акции ехал в санях на железнодорожную станцию на смерть, держа в объятиях трех маленьких детей.) Сендер прятался в квартире на улице Молодежной от преследования НКГБ до своего нелегального отъезда в Польшу.
Рассказывает Елизавета Иосифовна: «В конце августа 1944 года на улицу Молодежная, где мы жили, пришла Таня Пренская. Таня рассказала нам о своем горе. Во время депортации в концентрационный лагерь ей удалось передать свою маленькую дочку в польскую семью. После освобождения Гродно она вернулась в город и сразу же пошла к людям, у которых оставила свою дочь. Однако как только она вошла во двор, они велели ее дочке бросать в „жидовку“ камни. Таня обратилась в суд города Волковыска, чтобы вернуть свою дочь.
Офицер Михаил Горчаков[4] повез нас в Волковысский суд. Я была Таниным свидетелем. Мы жили по соседству с семьей Пренских на улице Доминиканской в Гродно. Во время моего выступления меня попросили выйти и ответить на телефонный звонок. Звонил председатель Волковысского райисполкома Пантелей Васильевич Зязюля, партизан нашей бригады. Он сказал: „Марыся, хватай ребенка и беги к машине, которая ждет тебя около суда. Девочку хотят отравить, как только будет объявлен приговор. Они взяли с собой отравленное яйцо. Беги, у тебя нет времени“.
Я помчалась в зал суда, схватила девочку и побежала к машине в окружении наших партизан, которые ждали около двери в суд. Таня заплакала и закричала мне: „Что ты делаешь?!“ Однако я села в машину и увезла Танину дочку в нашу квартиру на улице Молодежной в Гродно. Вечером Таня Пренская пришла к нам и забрала ребенка. Позже Таня с дочкой уехали в Польшу, а затем в Австралию. Насколько я знаю, они и сейчас живут в Австралии».
В июне 1945 года Хася Белицкая приняла решение выехать в Польшу, а оттуда как-нибудь перебраться в Эрец-Исраэль. Репатриация в Израиль была мечтой и смыслом жизни Хаси, к ней она готовилась все то время, когда была членом организации «Ха-шомер ха-цаир». Еще перед отъездом из Белостока в Гродно Хася договорилась с Хайкой Гроссман, что та сообщит ей, если возобновится какая-либо деятельность движения. Через Марека Буха Хайка передала письмо Хасе о том, что из Советского Союза возвращаются многие члены движения, уцелевшие во время войны. После мучительных раздумий, разрываясь между любовью к Лизе и Ане и своей мечтой, Хася все же выбрала отъезд. Никто не мог поверить, что они расстанутся. «Святая троица» — так их называли, они всегда были вместе. Ее отъезд был нелегальным, она собрала вещи и ночью на грузовике ее перевез через границу Михаил Горчаков. Подруги дали ей новые сапоги, и Аня тайком от Хаси зашила в ее одежду золотое кольцо с бриллиантом — единственное, что осталось от матери Ани. Хася звала подруг с собой, но Лиза всегда хотела жить в коммунистическом государстве, а верная и преданная Аня не захотела оставлять Лизу одну. Хася уехала, и их пути разошлись на долгие-долгие годы…
Письмо
Лиза училась в Гродненском педагогическом институте, когда получила письмо от Ревекки Люблинской — своей родственницы. Они не были знакомы. Ревекка Люблинская оказалась одной из немногих родных Лизы, кто пережил Холокост. Это был подарок судьбы. Маленькая комната Ревекки в доме на Таганской площади стала родным домом для Лизы.
Ревекка Люблинская в 1918 году оказалась в Москве, окончила мединститут и работала врачом. Ее муж в 1941 году ушел добровольцем в действующую армию и в 1942 году погиб. Ревекка продолжала работать в военном госпитале. Как-то на обходе случайно услышала разговор раненых девушек-партизанок. Одна из них часто повторяла имя «Лиза Чапник». И Ревекка вспомнила, что в Гродно жили ее родственники по фамилии Чапник. Потом одной из пациенток Ревекки оказалась Ривка Войсковская — комиссар еврейского партизанского отряда «Форойс», от которой она узнала, что из большой семьи ее родственников осталась в живых только одна Лиза. И тогда Ревекка пригласила ее к себе жить.
Примечания
- ↑ Польский комитет национального освобождения (ПНКО) – временный орган исполнительной власти Польши. 31 декабря 1944 года преобразован во Временное правительство Польской республики.
- ↑ В своих воспоминаниях Хася Белицкая пишет, что девушки поселились на улице Клашторная, 7. Согласно данным, предоставленным краеведом Виктором Саяпиным, на улице Клашторной дома с таким номером никогда не существовало. Более старый отрезок современной улицы Молодежная, в которую входил дом с номером 7, начинался от улицы Бригидской, где жил Сендер Фрейдович. В 20-30-е гг. XX в. эта часть улицы носила название Назаретанская. В январе 1940 г. переименовывается в Молодежную. В годы гитлеровской оккупации носит название Franzstrasse. После освобождения города этой части улицы возвращают название Молодежная. См. А. Вашкевіч, А. Госцеў, В. Саяпін і інш. «Біяграфія гарадзенскіх вуліц. Ад Фартоў да Каложы», Гродна, 2012.
- ↑ На основе распоряжения СНК СССР от 20 октября 1944 г. Гродненский учительский институт был преобразован в педагогический. Директором института был назначен Н. В. Власовец.
- ↑ Михаил Горчаков, по свидетельству Х. Белицкой, был офицером Красной Армии. Еврей по происхождению, но оторванный от национальной среды, очень интересовался жизнью евреев Гродно, вникал в их дела и, используя свое высокое положение, всячески помогал им в трудных ситуациях.
