Марина Шепелевич●●Путь девушки из Гродно: еще одно восхождение●Глава 9. В Москве. Институт иностранных языков (1945–1954)
| ← | Книга: Путь девушки из Гродно: еще одно восхождение Характер материала: Исследование Шепелевич, Марина |
→ |
| Опубл.: 2016. Копирайт: правообладатель запрещает копировать текст без его согласия• Публикуется с разрешения автора |
У Ревекки
По приглашению Ревекки Лиза и Аня приехали в Москву и остались жить у нее в маленькой комнатке большой коммунальной квартиры. Комнатка размером около 16 кв. м располагалась в длинном одноэтажном доме на улице Таганской. В каждой из десяти комнат этого дома жило по семье. В доме была одна общая кухня и туалет.
Скромное жилище Ревекки на долгое время стало пристанищем для многих людей: «Маленькая комнатка Ревекки, казалось, растягивалась „в другие измерения“, когда к нам приходили многочисленные друзья и гости. Гродненцы приезжали в Москву, приходили к нам и часто оставались ночевать, а иногда и жить. Приезжали Рахель Гордон, Андя Троп-Кринская, Манулек, Муля Ништ… К Ревекке приехал и пробыл с нами несколько дней мой двоюродный брат Лазарь (Люсик) Чернов. К Ревекке приходил и другой мой двоюродный брат Павел Гофман.
В 1946 году после демобилизации из рядов Красной Армии в Москве оказался близкий друг моего брата Гриши по учебе в Варшавском университете Самуил Котовский со своей женой Эдой. Их родители и все родственники погибли во время войны. Они приехали ко мне и тоже остановились в маленькой комнате Ревекки. Муля и Эда устроились работать в больницу.
Ревекку часто навещали ее близкие подруги — Полина Ароновна и Рая Наумовна. Это были самые добрые и самые щедрые люди, которых я когда-либо знала. После того как Полина Ароновна увидела, в какой тесноте мы все живем, она воскликнула: „Как столько взрослых людей могут жить в таком маленьком помещении? У меня тоже одна комната, но у меня она больше, чем у вас“ — и пригласила к себе Самуила и Эду. После этого они жили с Полиной Ароновной и ее дочерью Таней в течение многих лет — до тех пор, пока не получили квартиру в Москве.
Ревекка и Полина Ароновна умерли уже много лет назад, но Таня и ее семья остались моими близкими друзьями, и мы дружим до сих пор. Всего у Ревекки я прожила около десяти лет».
Размышляя над судьбой Лизы, думая о людях, которые находились рядом с ней, о тех, кто жил в то сложное время, поражаешься безграничности их доброты, терпимости, готовности помогать другим в любых обстоятельствах, умению сострадать.
У Ревекки была сестра, которая еще до войны покинула Польшу и уехала в Палестину. Она жила и скончалась в Израиле, завещав свои сбережения Ревекке, которая должна была получить эти деньги в Центральном банке Москвы. Однако Ревекка отказалась брать деньги и заявила, что заработала достаточно, чтобы содержать себя, а наследство попросила отправить обратно в Израиль для помощи детскому дому. Директор банка сделал все возможное, чтобы убедить Ревекку принять деньги, но та настояла на своем решении, и деньги ушли еврейским сиротам.
«Ревекка умерла 12 апреля 1961 года — в день полета Гагарина. Для всех это был очень радостный день, а для меня очень печальный. Я до сих пор переживаю, что не смогла как следует организовать поминки», — говорит Лиза.
В институте
В 1945 году Лиза поступила в Московский государственный педагогический институт иностранных языков[1]. Она стала не только студенткой нового учебного заведения, которое готовило кадры для высшей школы, но и оказалась в совершенно незнакомой стране: тех неполных двух лет существования советской власти в Западной Белоруссии было недостаточно, чтобы советский образ жизни укоренился в ее сознании. До сентября 1939 года Лиза жила в Польше. Она не знала русского языка и реалий жизни в Советском Союзе. Нужно было привыкать к советской действительности.
Вспоминая о первых годах жизни в новой для себя стране, Елизавета Иосифовна рассказывает: «Наша студенческая группа была „военная“: почти все студенты были в армии во время войны, воевали на фронте. На нашем первом курсе было 17 групп, в каждой по 12-14 студентов. Мы были четырьмя-пятью годами старше, чем студенты из остальных 16 групп. Атмосфера на нашем факультете была очень теплой, дружественной. Мои студенческие друзья заботились обо мне. Наиболее близким стал мне Сталь Волошин. Сталь Волошин был замечательный, очень добрый человек. Он не только заботился обо мне, но и помогал моим друзьям. Когда Самуил и Эда Котовские оказались в тяжелых условиях, Сталь пытался помочь и им: Эда заболела и попала в больницу. Мы поехали ее навестить. Сталь купил что-то, что она любила, хотя ему самому катастрофически не хватало денег, как и мне. Ревекке Сталь понравился, и даже наши соседи полюбили его. Они считали, что он русский — по его внешности и имени: Сталь Волошин. У него было больное сердце, поэтому, узнав, что он заболел в Ужгороде, я очень волновалась. Ревекка позвонила в больницу лечащему врачу и обсудила лечение. В дальнейшем врач тоже неоднократно звонил Ревекке с этой же целью. Мы собрали в посылку фрукты и овощи (время было голодное, послевоенное), и я с большим трудом уговорила проводника передать посылку Сталю.
В изучении русского языка мне помогал не только Сталь, но и другие студенты: Валя Зуева, Лариса Столярова, Ида Сарычева, Лида Журавлева, Валя Щекина, Юра Апресян[2]. Апресян учился на курс младше меня, но также старался повысить мои знания в общественной сфере: Юра давал мне читать „умные“ книги, иногда запрещенные. Ясен Засурский[3] учился курсом старше. Родственники присылали ему из Америки современную литературу, и он давал мне читать эти книги».
Многие общественные явления относились к «запрещенным», в их числе религия. Елизавета Иосифовна рассказывает: «Несмотря на запреты, люди жаждали слышать Слово Божие. Уже позже, в годы „торжествующего атеизма“, моя подруга Валя Зуева посещала проповеди и лекции отца Александра Меня и пересказывала мне. Валя была верующим человеком, но никто не должен был знать об этом. Она возглавляла кафедру английского языка на географическом факультете Московского университета. У отца Меня был очень ясный взгляд глубоко верующего человека на окружающую действительность. Уже после его гибели в Москву из Израиля приехал гродненец Юзя Шварц и пригласил меня в гости к своему двоюродному брату-москвичу. Оказалось, что оба они родственники отца Александра Меня. Меня поразили замечательные картины из коллекции отца Александра Меня, который хорошо знал изобразительное искусство и увлекался им».
Лизе повезло не только с товарищами по учебе. В ее группе вели занятия замечательные преподаватели: Григорий Исаакович Венгеров[4] и Вера Ивановна Прохорова[5], которая вела курс современной английской литературы. Под большим секретом Лиза давала Вере Ивановне книги, которые ей доставались от Ясена Засурского. Она была любимым преподавателем Лизы. На семинарах, проводимых Прохоровой, велись жаркие и живые дискуссии, ее лекции так завладевали вниманием студентов, что никто даже не пытался шевельнуться. Общение с Верой Ивановной оказало огромное влияние на Лизу. Они подружились и общались, в последние годы по телефону. Незадолго до своей смерти, в 2013 году, Вера Ивановна передала Лизе в Израиль книгу своих воспоминаний с теплой дарственной надписью.
Во время учебы в институте Лизе, так же как и в военные годы, приходилось сражаться за справедливость. Две ее подруги Фаня Вайнтрауб и Лариса Столярова были умными и начитанными, однако в 1951 году было решено отчислить их из аспирантуры. Лиза обратилась в Московский университет к Александру Ивановичу Смирницкому, он поддержал Фаню и Ларису, и они успешно окончили аспирантуру. С Фаней Лиза до сих пор в постоянном контакте: она приезжала к Лизе в Беэр-Шеву (Израиль) из Нью-Йорка, они часто перезваниваются.
Студенческие годы подарили Лизе замечательных друзей на всю жизнь, которые не раз приходили ей на помощь.
Противостояние
В 1946 году Лиза была принята в ВКП(б). На первом партийном собрании, в котором принимала участие коммунистка Чапник, в большом зале, где присутствовали сотни человек, от матери требовали отречься от своего сына — «врага народа». Единственный голос — голос Лизы — был против такого требования. В одиночку она выступила против массы. Понятное на войне противостояние «друг-враг» перестало существовать, теперь принимать мгновенные безошибочные решения нужно было в атмосфере полутонов, недосказанности, когда один и тот же человек, словно на сцене, мог представать в десятках обличий.
В своем интервью для нью-йоркского музея Холокоста Елизавета Иосифовна сказала: «При всем том, что тяжело было жить, мне повезло: я встретила много замечательных мудрых, добрых, мужественных людей. Прежде всего Соломона Михоэлса. Казалось, все неразрешимые проблемы еврейского народа лежали на плечах этого человека, но он находил время для каждого. Безусловно, он был одним из величайших людей нашей эпохи». И действительно, Лизе везло на таких людей. Хотя, думается, не в одном везении дело. Не были ли это всходы тех семян преданности, отваги и доброты, посеянных Лизой, когда нужны была ее помощь, ее участие? Как ошибочно можно принять за наказание закономерный итог совершенных дурных поступков, так и чудом обретенная помощь — плод ранее отданного добра.
Михоэлс в то время возглавлял Еврейский антифашистский комитет. «Кажется, именно Соломон Михоэлс пригласил меня и Аню на заседание совета Еврейского антифашистского комитета в Москве в 1946 году, где мы познакомились с группой еврейских писателей, членов руководства комитета. Это были Перец Маркиш, Гирш Смоляр, Лейб Квитко, Давид Бергельсон, ученый-физиолог Лина Штерн»[6].
Михоэлс очень помог Лизе, когда была арестована ее подруга-партизанка, ставшая жертвой сталинского произвола. Помог Лизе в этом деле и Смоляр[7].
«Когда мы учились в Институте иностранных языков, если не ошибаюсь, на 2-м курсе, внезапно ночью в нашу комнату вошли двое в гражданской одежде. Они показали свои удостоверения МГБ и, больше ничего не объясняя, перевернули всю комнату, а к утру ушли и забрали подругу с собой.
Я не поняла, что случилось, спросила свою тетю Ревекку, она тоже растерялась. Она ушла утром на работу, а мне подсказала пойти на „Дзержинку“, то есть в управление МГБ на площади Дзержинского. Ревекка сказала, что это единственное место, куда все ходят, когда забирают ночью. Я пришла в это огромное здание на „Дзержинке“ и, поскольку никто не мог мне подсказать, куда обратиться, я просто открывала дверь за дверью и начинала объяснять, что случилось. Я рассказывала, что забрали абсолютно порядочного человека, мою подругу, с которой я учусь в университете и живу в одной комнате. Если она виновата, то и я виновата, и они должны меня арестовать. После посещения многих комнат я села на стул в коридоре и заплакала. Через какое-то время вышел работник МГБ высокого ранга и сказал: „Вашей подруги здесь нет, ее сразу увезли в Гродно“.
Об аресте моей подруги узнал Гирш Смоляр и сразу же предложил свою помощь. Он научил меня, как мне вести себя в институте, предупредил, чтобы я никому не говорила об ее аресте, объяснил: „Советские люди боятся контактировать с родственниками и друзьями арестованных“. Гирш не дал мне бросить учебу, не позволял пропускать уроки, сопровождал в управление МГБ, прочитал мое письмо прокурору. В то время ему все время звонили из издательства, чтобы он подписал верстку перед выходом в свет его книги „Минское гетто“. Ответы Смоляра были очень короткими: „Я сейчас очень занят и не могу прийти“. Смоляр научил меня, как вести себя во время допросов: быть осторожной, отвечая, пытаться записать свои ответы.
На следующий день я выехала в Гродно.
Я обратилась к начальнику Гродненского МГБ. Он пытался убедить меня, что он ничего не знает и что моей подруги в Гродно нет. Это оказалось большой ложью. Кстати, он узнал меня, он был в Белостоке в первые дни после освобождения города, и ему сказали, что там была девушка, Мария Mрозовская, которая знала все о том, что происходило в Белостоке. После того как я получила такой ответ, я пошла к первому секретарю гродненского областного комитета партии. Было воскресенье, и только его помощник Эльман Андрей Петрович[8] работал. Параллельно Эльман читал лекции по древней истории в педагогическом институте. Он знал меня как партизанку и подпольщицу. После того как я рассказала ему, что случилось, он улыбнулся: „Марыся, ты напоминаешь мне мою молодость“.
Эльман был честным и великодушным человеком. Он хотел помочь мне, но его власть была ограничена и тогда он посоветовал мне обратиться к председателю гродненского обкома Калинину, который руководил всем партизанским движением Белоруссии во время войны. Я встретила Калинина у входа в обком, он спросил, почему я плачу. Я рассказала ему о причине, и он взялся организовать мою встречу с руководителем МГБ или с одним из его помощников. Я получила разрешение приехать в это учреждение поздно, было около 11-12 часов вечера. Меня сопровождал Алексей Карпюк, но его не пустили, несмотря на его протесты. Начальник встретил меня, и на этот раз сказал, что моя подруга призналась во всем, в чем ее подозревали, и добавил: „Лиза, я как отец тебе и очень тебя уважаю“.
Я сразу же отреагировала: „Жаль, что мой ‘вальтер’ взял на выставку генерал Капуста, а то я бы застрелила такого ‘отца’“.
После этого меня взяли в какую-то комнату и два сотрудника допрашивали меня в течение всей ночи. Утром лейтенант дал подписать протокол. Я сказала, что должна сначала прочитать. Документ он мне не дал, читал сам. Я отказалась подписывать прежде, чем прочитаю, что там написано. Лейтенант встал позади и предупредил, что убьет меня. Я попросила его сначала встать передо мной, а затем стрелять. Он разорвал протокол допроса и бросил в меня. Потом выскочил, чтобы поговорить с начальником.
Через некоторое время меня выпустили. Я поняла, что ничего не могу сделать в Гродно и должна ехать в Москву. Перед отъездом в Москву я все же хотела узнать причину ареста. Я и Алексей Карпюк отправились к Д.[9], который был прокурором Гродно и области. Сначала он отказался сказать нам что-нибудь, но после того как Алексей предупредил его, что очень жестоко отомстит, он согласился и пригласил меня к себе в кабинет в 6 часов утра. Д. показал мне бумагу, в которой было написано, что кто-то направил письмо Сталину, в котором подверг критике советскую власть, а также и Сталина. В письме не было подписи, оно было отправлено из Гродно. Эксперты проверили много сочинений студентов педагогического института и в соответствии с почерком решили, что это была моя подруга: якобы она и направила письмо в Кремль.
Через несколько дней после моего отъезда в Москву Д. встретил Алексея Карпюка на улице и спросил: „Алешка, зачем тебе вмешиваться в жидовские дела?“ Алексей дал ему пощечину. Позже Алексей сказал моим друзьям, семье Мараш, что очень сожалел, что не ударил Д. сильнее.
В Гродно никто не помог мне, несмотря на то, что все эти товарищи были знакомы со мной по партизанской бригаде. В Москве я обратилась к Соломону Михоэлсу. Михоэлс пришел на помощь. Он организовал мне встречу с генеральным прокурором Советской армии Захаровым (кажется, такой была его фамилия). Несмотря на напряженную работу и знание советской действительности, Михоэлс потратил много времени, чтобы помочь незнакомой девушке, чтобы помочь мне. Он позвонил многим людям и сказал, что нужно подождать, пока генеральный прокурор вернется в Москву. Я удивилась, почему мы должны ждать этого прокурора, есть много других, но Михоэлс объяснил мне, что не к каждому он может обратиться: только к тем, кого не волнует, что имя Михоэлса Соломон. Наконец Соломон Михоэлс познакомил меня с генеральным прокурором.
Через некоторое время моя подруга была освобождена.
В театре шла генеральная репетиция, когда я приехала, чтобы сказать Михоэлсу об этом счастливом событии. Меня не пустили, но Соломон Михоэлс увидел меня и без слов все понял. Прервал репетицию, поцеловал меня и сказал: „Это великая победа — один случай на сотни тысяч. Не мог видеть твою печаль, твои глаза, твою веру“. Они прошли 37-й год, а я жила на территории другой страны (Польши) и ничего этого не знала».
Во время сталинского террора родственники могли встретиться и с генеральным прокурором. Обычно на свой запрос они получали разъяснение, что речь идет о заговоре против Сталина, и на этом все вопросы и попытки добиться справедливости заканчивались. В случае же с подругой Лизы прокурор получил реальное содержание дела (подругу обвиняли в написании письма с угрозами, которое на самом деле написал и отправил в Кремль другой человек), суть которого Лизе с помощью Алексея Карпюка удалось узнать в гродненском МГБ. Хотелось бы знать: были еще такие случаи борьбы за судьбу одного человека в то время?
Позже Гирш Смоляр репатриировался в Польшу, где работал в Отделе культуры и пропаганды. Перед отъездом Лиза и Перец Маркиш (также один из крупнейших еврейских писателей) провожали Смоляра на железнодорожный вокзал в Москве, и Лиза спросила: «Почему вы уезжаете?»
Гирш ответил: «Дитя мое, здесь меня будут бить, и я должен молчать. Там (в Польше) меня тоже будут бить, но я буду кричать».
Лиза была свидетельницей и других исходов подобных дел, в которые нельзя было вмешаться. Внезапно исчезла Вера Ивановна Прохорова. Никто не знал, где она. Декан всем сказал, что она отправлена в командировку. Только через 4-5 лет стало известно, что Веру Ивановну арестовали по доносу за неосторожные слова, а затем отправили в ГУЛАГ. После возвращения Веры Ивановны в институт Лиза узнала об испытаниях, выпавших на ее долю, о допросах, о лагере и о том, как близкий друг Веры Ивановны Святослав Рихтер направил поздравительную телеграмму на ее день рождения в управление МГБ. Примерно в то же время был арестован и в заключении погиб глава кафедры литературы профессор И. Нусинов. Это окружало людей со всех сторон. В такой атмосфере они жили.
Работа в институте
В 1949 году Лиза с отличием окончила Московский институт иностранных языков и поступила в аспирантуру при том же институте. После окончания аспирантуры в 1952 году она защитила диссертацию и ей была присвоена ученая степень кандидата филологических наук. В Московском институте иностранных языков, одном из лучших учебных заведений Советского Союза, Лиза работала на кафедре, возглавляемой Марией Михайловной Галинской, замечательным, умным и очень добрым человеком. Все преподаватели ее кафедры любили и уважали Марию Михайловну. В доме Елизаветы Иосифовны на видном месте стоит красивая китайская шкатулка — подарок Марии Михайловны по случаю успешной защиты диссертации. В этой шкатулке Лиза хранит самые важные документы, письма, фотографии.
Первая группа
Первая группа студентов Лизы в Московском институте иностранных языков: Нусинова, Нарская, Куканова, Пахоменкова, Скуратова, Фрог, Kогина.
Рассказывает Елизавета Иосифовна: «Моя первая группа была превосходной, атмосфера в группе очень дружелюбной. Студенты взрослые. Мы любили друг друга. Они, как правило, обсуждали со мной свои личные проблемы, просили у меня совета в трудных случаях.
Эти студенты спасли мне жизнь. Это было в день похорон Сталина. Когда Сталин умер, все вузы были обязаны принять участие в похоронах. Я пошла со своими студентами. Вдруг они заметили, что я посинела и стала терять сознание. Я была маленького роста, и толпа сдавила меня. Хотя это было очень опасно для студентов, они подняли меня высоко над головами людей, чтобы дать доступ свежему воздуху. Бывали и курьезные случаи. Я выглядела намного моложе большинства своих учеников. Как-то, когда вся группа пришла, чтобы сфотографироваться, фотограф в течение длительного времени не начинал снимать. Он стал нервничать и спросил: „Сколько времени мы должны ждать вашего учителя?“ Он не мог понять, как такая молодая женщина может быть учителем всех этих студентов».
Илья Машевицкий
Работа в институте нравилась Лизе, у нее сложились прекрасные отношения с коллегами и со студентами, но проработала она там недолго. И вот почему. В 1944 году в Гродно Лиза познакомилась с Ильей Машевицким. Они поженились 25 мая 1951 года. Рассказывает Елизавета Иосифовна: «Юлек, Илья Абрамович Машевицкий, родился в Белостоке в 1921 году. Его мама, Хася Ягуст, умерла при его рождении. Юлека воспитывал отец, Абрам (Абрам Григорьевич Машевицкий). В 1940 году Юлек уехал в Москву и поступил в Московский энергетический институт (МЭИ). Сразу после окончания им 1-го курса началась война, и уже в августе 1941 года Юлек вместе с другими студентами был послан на строительство оборонительных сооружений вокруг Москвы. Некоторые его товарищи погибли, но Юлеку удалось вернуться в Москву. Он был мобилизован и служил в Красной Армии с 1941 по 1948 год. Во время службы он окончил краткосрочные курсы младших командиров-минометчиков и курсы немецкого языка. Юлек дошел с армией до Берлина. В 1945—1948 годы он служил переводчиком в штабе маршала Жукова. Из его рассказов запомнилось, как одна немка горячо убеждала его, что не только ее бабушка была наполовину еврейка, но и ее любимая собачка — чистокровная еврейка. Юлеку угрожал арест, но его спас от ареста его друг-татарин (к сожалению, не запомнила его имени), глубоко порядочный человек. Его вызвали и настойчиво уговаривали подложить в книгу Юлека компрометирующие документы. Он не только не совершил эту провокацию, но и рассказал об этом Юлеку. После этого Юлек и сам стал писать рапорты с просьбой о демобилизации, и обратился за помощью к отцу (Абрам Григорьевич Машевицкий был депутатом Верховного Совета Белоруссии). В результате Юлека демобилизовали, и он смог вернуться к учебе на 2-м курсе МЭИ. Юлек окончил институт в 1952 году и получил направление на работу в Рязань». Семья приняла решение о переезде.
Все друзья отказывались понимать Лизу: хотя квартиру в Москве получить было невозможно, никто не уезжал из Москвы, если уж туда попадал, — и обижались, что она уезжает, но решение о переезде было окончательным.
В 1954 году семья Машевицких переехала в Рязань.
Примечания
- ↑ Лизе повезло. Этот институт, основанный в 1804 г. (c 1964 г. — Московский иняз имени Мориса Тореза) славился традициями уникальной языковой школы. Выпускники и преподаватели МГПИИЯ принимали участие в работе Нюрнбергского и Токийского международных трибуналов. Ныне крупнейший российский ВУЗ в области языкознания.
- ↑ Юрий Апресян (род. 2 февраля 1930) — российский лингвист, академик РАН, один из разработчиков теории „Смысл-Текст“, глава Московской семантической школы.
- ↑ Ясен Засурский (род. 29 октября 1929) — литературовед, президент журфака МГУ.
- ↑ Григорий Исаакович Венгеров — лингвист, преподаватель МГЛУ имени М. Тореза, легенда иняза 50-60-х гг. Еще в студенческие годы он овладел английским на уровне родного. У него брали уроки сотрудники дипломатических и торговых представительств, не один год проработавшие в США и Англии: «Григорий Исаакович, развяжите нам языки …». Собиратель и пропагандист песен на идише.
- ↑ Вера Ивановна Прохорова (1918-20.01.2013) — филолог, преподаватель кафедры стилистики МГЛУ имени М. Тореза. Одна из выдающихся деятелей российской и советской культуры. Книга ее воспоминаний «Вера Прохорова. Четыре друга на фоне столетия» вышла в 2012 г.
- ↑ Во время войны комитет, «образованный органами НКВД в начале 1942 г. при Совинформбюро из представителей советской еврейской интеллигенции для пропагандистских целей за рубежом», обращался к «братьям-евреям во всем мире» с призывом прийти на помощь Советскому Союзу в противостоянии Германии. Усилиями ЕАК для советских вооруженных сил в США, Канаде, Англии, британской Палестине было собрано более 30 млн долларов, поставлялись машины, медицинское оборудование и многое другое. Деятельность ЕАК способствовала открытию «второго фронта». В 1948 году в связи с огромной популярностью комитета и с тем, что его работа по увековечению памяти Холокоста расходилась с официальной политикой непризнания геноцида еврейского народа во время войны, комитет был распущен. Позднее все руководство было обвинено в «связях с еврейскими националистическими организациями Америки» и в августе 1952 года тринадцать из пятнадцати членов руководства расстреляны. Реабилитированы в 1955 году Военной коллегией Верховного суда СССР в связи с отсутствием в их действиях состава преступления.
- ↑ Гирш Смоляр (1905, Замбрув, Царство Польское — 1993, Тель-Авив, Израиль) — еврейский писатель и журналист, коммунистический деятель, общественный деятель еврейской общины Польши. В годы Второй мировой войны возглавил движение сопротивления в Минском гетто, откуда ему удалось бежать. В дальнейшем служил комиссаром в одном из партизанских отрядов в Налибокской пуще. Участник партизанского парада в Минске 16 июля 1944 г. Главный редактор еврейской газеты «Фольксштиме» («Голос народа»), печатного органа Общественно-культурного общества евреев в Польше. Автор ряда книг публицистического и мемуарного характера на идише.
- ↑ А. П. Эльман с января 1941 г. до начала войны работал секретарем Белостокского обкома компартии по пропаганде и агитации. После освобождения Гродненщины с июля по сентябрь 1944 г. был первым секретарем обкома. Затем он секретарь Гродненского обкома КП(б)Б по пропаганде. До января 1941 г. работал директором Гомельского пединститута и секретарем Гомельского горкома компартии (информацию предоставил краевед В. Саяпин).
- ↑ Из этических соображений здесь и далее фамилии некоторых людей опущены.
